Профессор, член-корреспондент РАН Семён Александрович Альтшулер – учёный мирового уровня, крупный специалист в области физики твёрдого тела, выдающийся педагог.
Создал в Казани мощный центр радиоспектроскопических исследований, подготовил 10 докторов и множество кандидатов наук. Являлся председателем Научного Совета АН СССР по проблеме «Радиоспектроскопия конденсированных сред», членом Президиума КФАН СССР.
После окончания в 1932 году Казанского университета (физико-математический факультет), поступил в аспирантуру Физического института АН СССР, где работал под руководством И. Е. Тамма.
Его имя неразрывно связано с именем Евгения Константиновича Завойского, с явлениями электронного, ядерного и акустического парамагнитных резонансов. Научная деятельность С. А. Альтшулера оказала большое влияние как на понимание физического смысла этих явлений, так и на развитие магнитной радиоспектроскопии.
Из воспоминаний дочери С.А. Альтшулера: «Отец пошёл на фронт по велению гражданского долга. У него была интересная работа, были самые продуктивные для физика-теоретика годы, да и дома была я – шестимесячная девочка. Род войск, в котором служил отец, был весьма опасным – артиллерийский, противотанковый. Это была лёгкая артиллерия…
Из военных рассказов отца я помню несколько.
Один из самых страшных боёв был на Курской дуге – сплошной свинцовый дождь. Многие, из оставшихся в живых, поседели, а некоторые сошли с ума. Потом было форсирование Днепра и рейд по тылам противника, остальное уже не казалось таким страшным. Впоследствии они настолько осмелели, что, запрокинув головы, наблюдали за летящим на них снарядом, пытаясь рассчитать, куда же он точно упадёт. И в этих спорах отец частенько выигрывал. Были ситуации, когда он чудом оставался живым.
Как-то очень тепло отзывался он о маршале К. К. Рокоссовском, который выгодно отличался от других военных начальников своей человечностью.
В течение многих лет отец переписывался с однополчанами и некоторым помогал материально.
Жизнь отца была нелёгкой. Он знал бедность, окопный холод, грязь и страх, не всегда был волен в выборе учеников, лишён возможности общения с зарубежными коллегами и т.д., однако, по большому счёту, его можно назвать счастливым человеком. Основную часть своей жизни он занимался любимой своей наукой, его научный авторитет был высок не только в России, но и в странах Европы и США, им создана прекрасная школа физиков, его окружали талантливые и порядочные друзья, ученики и коллеги».
Большая статья про С.А.Альтшулер в журнале «Казань»:
В 1970 году мы с семьей в качестве автотуристов побывали в Германии. Поехали на место сражения с армией Венка. В памяти вставали сплошь изрытые громадными ямами от бомб и снарядов поля, сломанные деревья, разрушенные дома. Подъехали. Ничего похожего. Картина как в сказке: ровные поля, пшеница растет, птички поют. Нет и могил в укромном месте между деревьями, куда мы ночами таскали убитых, хоронили сами, с надписями. Вот здесь перед боем, вечером 26 апреля, солдат дал мне письмо с просьбой отправить, если его убьют. Сказал, что желает жене мужа, который относился бы к их дочери как настоящий отец. Она, говорит, красивая, сумеет подобрать. О, господи, где же вы теперь мои друзья-солдаты? Хоть кто-то из вас — живы? Лариса, моя дочь, спросила: папа, разве ты умеешь плакать? Говорю: просто глаза слезятся, вспомнил, какой был едкий воздух во время боев. Нашел «научное» объяснение.
Мое первое знакомство с войной было невообразимо кошмарным. В самом начале войны я подал заявление в военкомат с просьбой отправить меня в лётную школу, и вот получил соответствующее направление. Нашу небольшую команду разместили на платформе попутного воинского эшелона. Под утро налетели мессершмитты — бомба за бомбой. Казалось, при каждом разрыве раскалывается планета, ничего похожего на кино. Из нашей группы многих ранило, меня подбросила воздушная волна, я очень сильно ударился головой. В больнице лежал долго — оказалось тяжелое сотрясение мозга. По пути в Казань я встретился с товарищем из команды. Он где-то добыл информацию о месте нахождения лётной школы, но это было далеко. Решили добираться. Удачно попали в пехотный полк, движущийся в том же направлении. Когда добрались до фронта, выяснилось, что на месте лётной школы уже гитлеровцы. Остались в полку и начали воевать. Мне было 16 лет. В начале весны 1942 года я попал в 6-й механизированный корпус. Там в течение месяца прошел обучение на артиллериста 76 мм противотанковой пушки и на танкиста по специальности командира орудия и получил звание старшего сержанта.
Мехкорпус это самостоятельное, очень крупное и мощное военное подразделение с количеством воинов порядка 15 тысяч, с тремя танковыми бригадами, по 40-50 танков в каждой, артиллерийскими полками, минометными, саперными батальонами, мотопехотой. Главное: все на моторах для быстрого действия. Подчиняется армиям.
В январе 1943 года по приказу Сталина командиром нашего корпуса стал, знаменитый еще до войны, генерал танковых войск Скворцов Борис Михайлович. Прежний командир — генерал-майор Богданов исчез. Говорили, что его перевели на менее важный участок фронта. Нам понять это было трудно, т.к. под его командованием в составе 2-й гвардейской армии генерала-лейтенанта Малиновского было разгромлено очень большое количество фашистских войск в Котельниковцах, вблизи Сталинграда. Тем самым попытки германского командования вывести войска фельдмаршала Паулюса потерпели полный крах. Был освобожден важный железнодорожный узел на Дону – Цимлянское. Затем, после двух суток непрерывных ожесточенных сражений с войсками СС, разгромлен сильно укрепленный центральный узел железных дорог в городе Зимовники, что имело стратегическое значение. Через Зимовники фашистские войска были связаны напрямую со Сталинградом и северным Кавказом. 9 января по приказу Сталина наш 6-й корпус получил наименование Зимовниковский и был переименован в 5-й гвардейский. Естественно, после всех этих событий, мы ожидали поощрения Богданова.
Ситуацию объяснил сам Скворцов, выступая отдельно в каждой бригаде. Поздравив нас с боевыми успехами, он привел цифры наших потерь в живой силе и в технике и потери гитлеровцев. Впечатление, мягко говоря, было грустное. Затем сказал: «Дальше будет наоборот. При больших, даже очень больших успехах, при очень больших потерях фашистов, наши потери будут незначительными. Это будет достигнуто коренным изменением профессии корпуса, превращением его в ударно-прорывной, отдельный, самостоятельный — только под моим командованием. Сталина мое предложение заинтересовало. Для его реализации он отдал мне 5-й гвардейский Зимовниковский корпус. Сказал, что ждет результатов, вмешиваться в мои действия не будет».
Скворцов оказался исключительно талантливым, энергичным, великого ума командиром. Быстро сделал все для реализации новой профессии корпуса. Добился резкого усиления техникой и воинскими подразделениями, что превратило корпус в мощную воинскую силу. Ввели в состав еще одну бригаду (NQ26), дивизию морской пехоты, прошедшую спецподготовку на Дальнем Востоке. В рукопашных схватках им не было равных. Этих бесстрашных воинов в бескозырках и черных бушлатах немцы стали называть черной смертью. Появилось много новых, очень нужных подразделений, например, в каждой бригаде группа по ремонту танков. Скворцов был волевой генерал. В корпусе резко возросла дисциплина, что особенно важно в условиях войны.
Потребность в таком прорывном корпусе оказалась огромной. Как известно, прорыв обороны немцев являлся тяжелой задачей, требовавшей значительного превосходства в технике и в войсках. А наши исключительно высокомобильные, маневренные удары на узком участке не только ошеломляли противника, но и оказывались значительно мощнее их обороны. Приведу абзац из воспоминаний генерала армии Д.Д. Лелюшенко: «Для выполнения этой трудной задачи был привлечен 5-й гвардейский механизированный Зимовниковский корпус. Он уже на следующий день прорвал оборону немцев и, сметая на своем пути противника, вырвался на оперативный простор и устремился далеко на запад».
В таком ударном темпе корпус двигался непрерывно до взятия Берлина и окончания войны. Остановки бывали только для укомплектования военной техникой и приема пополнения. Ведя непрерывные бои с немецкими захватчиками, мы наносили огромные потери фашистским войскам и своими сокрушительными ударами уничтожали живую силу и технику противника, беспощадно громя гитлеровцев. Наносили тяжелые поражения отборным танковым дивизиям СС: Мертвая голова, Адольф Гитлер, Великая Германия, Райх, Охрана фюрера, Викинг и многим другим. При этом наши потери были значительно меньше немецких, как и обещал Скворцов.
Вот такой это был чудо-корпус, в который превратился гвардейский Зимовниковский под руководством Скворцова. Да, именно так, чудо!. Если сказать, лучший из лучших — будет слабо! Правильнее — самый лучший в Красной армии в период ВОВ. Удивился и Сталин. Он постоянно следил за корпусом, ждал, что будет дальше. Гвардейский, Зимовниковский остался до конца войны единственным. После войны по приказу Сталина корпусу был поставлен памятник.
Теперь самое интересное. Корпус был казанским, так как 10-я бригада формировалась рядом с городом. 16-я бригада, где я воевал, в Горьковской области, тоже близко. 11-я бригада также рядом с Татарстаном. Первоначально в нем было много татарстанцев - казанцев и жителей республики. Но война есть война, потери накапливаются, и к Берлину ветеранов осталось уже мало. Быть танкистом — очень тяжелая служба. По послевоенной статистике ветеранов танкистов осталось всего 1 %.
Хочу подчеркнуть, что в такой сплоченной команде, каким был наш корпус, ярко проявляется вера в свои силы, железная воля к победе, самоотверженность в сражениях, подлинный героизм, процветают узы боевой дружбы, взаимовыручка. Корпус стал для меня родным военным домом. После медсанбатов, полевых госпиталей всегда возвращался только в свой корпус.
Приведу еще один пример. На левом фланге у маршала Конева возникла проблема ликвидации фашистов в Верхней Силезии. Там у немцев находились источник нефти и очень крупная военная промышленность, поэтому оборонялись они фанатично, не считаясь с потерями. После затянувшихся боев Конев обратился к нам. В результате в Верхней Силезии быстро не осталось ни одного фашиста. Так у талантливого маршала Конева сложилось исключительно высокое мнение о Зимовниковском корпусе. В Верхней Силезии я воевал уже в звании офицера, сдав соответствующие экзамены в офицерской школе.
В Берлинской операции обладатель железного характера Скворцов Борис Михайлович попал в госпиталь. Нам, четырем офицерам из четырех бригад, удалось проникнуть к нему, но медики быстро нас выгнали. Борис Михайлович успел только сказать: Не переживайте, мое детище — гвардейский Зимовниковский не изменится. Потом посмотрел на меня и сказал: хочу в Казань, в город моей юности. Я же ЖИТЕЛЬ Казани. Только тогда я узнал, что он из Казани.
У командования левого фланга маршала Конева и генерала армии Лелюшенко предстояла задача окружения Берлина с юга. Большое количество армий, которыми они командовали, давало полную уверенность в выполнении этой задачи. Но была очень серьезная проблема: крайне быстро расположить войска с западной стороны Потсдама (западный район Берлина). Единственным воинским подразделением, которое могло это сделать, был созданный Б.М. Скворцовым отдельный ударно-прорывной 5-й гвардейский Зимовниковский мехкорпус. Сталин это одобрил.
В середине апреля 1945 года корпус форсировал реку Нейсе, через день — реку Шпрее и сконцентрировался в указанном районе. Я находился в составе 12-й бригады командиром роты в первом мотострелковом батальоне майора Новикова. 17 апреля корпус получил особый приказ Главнокомандующего: совершить молниеносный ударно– штурмовой марш-бросок на 150 км, изолировать Берлин с юга, уничтожить на этом пути оборонительные узлы гитлеровцев (в принципе окружить Берлин с юга), 20 апреля выйти западнее Потсдама, 21 апреля образовать оборонительные рубежи на расстоянии 30 км с севера на юг, т.е. создать прочный заслон против армии Венка, приближающейся с запада. 5-й гвардейский Зимовниковский мехкорпус все выполнил в указанные сроки. Вот какой корпус создал гений танковой войны, житель Казани Скворцов Борис Михайлович!
Удар-марш явился сплошными ожесточенными сражениями, так как все населенные пункты, большие и малые города представляли собой сильно укрепленные узлы обороны, со своими воинскими частями, артиллерией, танками. Очищение их от гитлеровцев требовало особенно самоотверженных действий от пехотных, мотострелковых, мотоциклетных частей, танковых десантов. Моя рота при боях с гитлеровцами в городах, нередко рукопашных, дерзких разведках потеряла половину состава.
Исключительно быстрое движение, молниеносные удары корпуса имели громадное значение. Несколько городов взяли почти без сопротивления противника, так как нас приняли за немецкие части. В Треенбрице — большом промышленном городе, корпус был уже в центре, только тогда там началась паника. Наш батальон часто действовал в разведке, старались подходить скрытно, чтобы обеспечить внезапность захвата бригадой. Если гарнизон объекта был не очень сильным, дерзким ударом его захватывали сами.
Был случай: когда бригада остановилась близко к лесу, я в бинокль увидел движение фашистов, спускающихся и выходящих откуда-то. По-видимому, там был штаб. Решил добыть «языка». Взял с собой двух солдат, веревки, подобрал подходящее место, оставил там бойцов с биноклем, сам пошел за «языком». Привычное дело, совсем недавно был в команде достающих «языка» для бригады. Через некоторое время притащили в обморочном состоянии гитлеровца к помощнику командира 12-й бригады. Я был отмечен командованием.
При штурме Луккенвальде командир мотоциклетной роты получил тяжелое ранение. Мотоциклетную роту, а также всех оставшихся воинов из бывшего батальона, передали под мое командование. 21 апреля 12-я бригада взяла Биепитц. Мехкорпус быстро занял боевую позицию от Берлина к югу на расстоянии 30 км. Расположились так: 12-я бригада на правом фланге, затем 10-я бригада, далее 11-я. 24 апреля основные силы 12-й немецкой армии Венка, пользуясь характером местности на окраине города Трейенбрицена, прорвали оборону 10-й бригады, даже наполовину окружили. 12-я и 11-я бригады немедленно пришли на помощь. Я со своими воинами сумел ударить по фашистам с тыла. Во второй половине дня немцы отступили. Я в рукопашном бою, сильно оглушив немца, взял в плен, затем немедленно передал в штаб бригады полученную от него весьма важную информацию: войска Венка обучены ночным сражениям, их следующий штурм будет ночью. Встреча фашистам была подготовлена. Решили подпустить их как можно ближе. В ночную атаку гитлеровцы шли бесшумно. Танки и штурмовые орудия двигались за цепями пехоты с выключенными фарами. И вот по ним одновременно открыли огонь артиллерия, минометы, танки, бронетранспортеры, станковые и ручные пулеметы. Зарево от горящих немецких танков, штурмовых орудий, автомобилей осветило все вокруг. Надо полагать, Вальтер Венк долго будет помнить 5-й гвардейский Зимовниковский корпус!
Однако у Венка осталось еще очень большое количество войск. 27 апреля он их концентрировал для разгрома 12-й гвардейской бригады (где воевал я). Гитлеровцы, не считаясь с потерями, как одержимые лезли на нашу оборону. Для отражения яростных атак врага в бой ввели всех: даже шоферы, связисты, писари, саперы, повара — все дрались с фашистами. Было очевидно, что разрушение нашей обороны и взятие Биепитца было одной из главных задач. Однако мы отразили все их атаки. Очень помогла авиация. То и дело в воздухе появлялись сначала бомбардировщики, затем штурмовики. Действуя на предельно малых высотах, наносили противнику большие потери. Все эти исключительно трудные ситуации, самые ожесточенные бои на заключительном этапе Берлинской операции 5-й гвардейский Зимовниковский механизированный корпус выдержал и победил!
Так произошло сражение гвардейского Зимовниковского мехкорпуса под руководством генерала Красной армии, лучшего из лучших, Б.М. Скворцова и 12-й армии рейха под руководством немецкого генерала Вальтера Венка, тоже лучшего из лучших. Вот несколько примеров: в битве под Москвой дивизия Венка попала в окружение в районе Холма и смогла вырваться из кольца лишь благодаря его умелому руководству. В окружении под Сталинградом Венк тоже вырвался со своими подразделениями, обеспечил поддержку армии «Дон» и, прорвавшись с Кавказа, избежал окружения. Ровно через год, когда l-я танковая армия попала в Каменец-Подольский котел на Днестре, Венк был снова на высоте, сумев вывезти живую силу и технику из окружения. А вот против Б.М. Скворцова оказался слабее. Из этого вытекает, что Скворцов Борис Михайлович, житель Казани, был лучшим генералом мирового уровня.
М.Ш. Ягфаров
Празднование Дня Победы в ИОФХ им. А.Е. Арбузова, 2010 год.
Слева направо: участники ВОВ – М.Ш. Ягфаров и Р.Р. Шагидуллин, и академик РАН А.И. Коновалов, директор ИОФХ им. А.Е. Арбузова КазНЦ РАН.
Воспоминания Роальда Рифгатовича Шагидуллина, ученого секретаря ИОФХ (1965-1973), создателя и заведующего лабораторией молекулярной спектроскопии, вместе с академиками А.Е. и Б.А. Арбузовыми участвовавшего в формировании и работе первого Ученого совета после образования ИОФХ путем слияния Химического института КФАН СССР и ИОХ АН СССР в 1965 году. Воспоминания о студенческой жизни в первые послевоенные годы. О нравственных позициях. С любовью и болью, непосредственно, искренне и честно… Как свойственно Роальду Рифгатовичу.
В 45-м победном, под отзвуки еще не смолкнувшего эха жестокой Войны и торжественного Салюта Славы открыло это поколение двери университета и ринулось в аудитории. Страна без передышки пошла на новый штурм, штурм восстановления и залечивания ран, штурм строительства нового, справедливого мира, штурм высот Атомной энергетики и Космоса. Нужны кадры, нужна Наука, нужны знания. И снова в едином порыве, от винтовок и танков, станков и плугов, за парты вечерних и обычных школ хлынул поток вчерашних воинов, рабочих, колхозников, учеников — детей войны в аудитории.
Мы — на физмате, физико-математическом факультете КГУ, объединявшем тогда эти дисциплины.
Вот читает первому курсу лекции по общей физике доцент Евгений Константинович Завойский, в последующие годы — всемирно известный первооткрыватель электронного парамагнитного резонанса, академик, один из ведущих ученых страны. Читает прекрасно, артистично, демонстрируя опыты…
Не менее авторитетные профессора В.А. Яблоков (матанализ), В.В. Морозов (аналитическая геометрия), Ф.Д. Гахов (теория функций комплексного переменного), Д.Я. Мартынов (астрономия), Д.Г. Морозов (философия), Б.Я. Гагаев, А.П. Норден, Б.П. Лаптев, в дальнейшем Н.Г. Чеботарев, Л.В. Попов, Б.Н. Козырев преподносят сложные научные положения общих и специальных курсов этих разделов науки слушателям, в ушах которых стоит еще грохот войны и производства, не ушли видения пережитых экстремальных ситуаций. Величие и интеллект мировой казанской школы математиков, геометров, физиков, астрономов — Четаева, Лобачевского, Парфентьева, Симонова, проникают в сосредоточенно притихшие умы и сердца.
В стенах Казанского университета кипит бурная жизнь… вот проносится по коридору подтянутый, энергичный, черноволосый, недавно демобилизованный из армии парторг факультета Семен Александрович Альтшулер («Семен» на студенческом жаргоне). Ныне те, кто имел дело с ним, наверняка знают и помнят его образ как степенного, несколько медлительного патрона физиков-теоретиков с седой до белизны эйнштейновской шевелюрой. В дальнейшем, на посту парторга его сменил Н.Н. Непримеров, вернувшийся с войны и поступивший на физмат уже в 1946 году. Председателем профбюро факультета в свое время был избран И.С. Поминов (тоже в дальнейшем декан, зав. кафедрой), ветеран фронта. Комсомольской организацией в 1945-м и несколько далее командовали фронтовики В.И. Аввакумов, Н.Н. Ливанов. В жизни научно-исследовательских кружков активно участвовали недавно скинувшие военные формы Р.Ш. Нигматуллин, Р.М. Насыров, Ю.Ю. Самитов.
Среди вернувшихся с войны – майор и будущий ректор Казанского университета Михаил Тихонович Нужин. Были и девушки-фронтовички.
Мы из поколения, войной опаленного. Наша общность, единство, дружба сохраняется до сегодняшнего дня.
Празднование Дня Победы в ИОФХ им. А.Е. Арбузова, 2010 год.
Слева направо: участники ВОВ – М.Ш. Ягфаров и Р.Р. Шагидуллин, и академик РАН А.И. Коновалов, директор ИОФХ им. А.Е. Арбузова КазНЦ РАН.
Китаев Юрий Петрович – известный российский ученый, доктор химических наук, профессор, заслуженный деятель науки ТАССР, заместитель директора по научной работе ИОФХ им. А.Е. Арбузова Казанского филиала Академии наук СССР (1965-1981 гг.), заведующий лабораторией азотистых органических соединений этого института (1965-1991 гг.), заместитель председателя Президиума КФАН СССР в 1973-1978 гг.
Но это все это уже много позже… Долгий путь прошёл Ю.П. Китаев по дорогам войны – от Спас-Деменска до Кенигсберга. Он был призван в действующую армию в марте 1943 года рядовым, старшим телеграфистом и до сентября 1943 года воевал на Западном фронте. С января 1944 года и до конца войны Китаев Ю.П. находился в составе 3-го Белорусского фронта, освобождал города Оршу, Минск, Вильнюс, штурмовал Кенигсберг и закончил войну в Восточной Пруссии. За участие в Великой Отечественной войне Юрий Петрович награждён орденом Отечественной войны 2-й степени, медалями «За взятие Кенигсберга», «За Победу над Германией».
Чудом сохранилось письмо Юрия Петровича, написанное им своим родным 9 мая 1945 года, через два часа после объявления о безоговорочной капитуляции Германии. Желтый листочек с неровными краями бережно хранит его вдова – Октябрина Николаевна.
«Здравствуйте, мои дорогие, мама и Вера, и маленький племяш Вовик!!!
Поздравляю Вас с полным разгромом гитлеровской Германии – с нашей Победой! Наконец-то, сбылась мечта миллионов – мы победили. 2 часа назад передали по радио сообщение о подписании акта безоговорочной капитуляции Германии. Хотя это и не было неожиданностью, но какая радость охватила всех – кругом фейерверки салютов, возникших стихийно, стреляют все, кто из чего может! Я выпустил 2 обоймы трассирующих пуль из пистолета и спешу поздравить вас! Как-то не верится, что кончилась война, почти четыре года трудностей и напряжения остались позади, что отгремели последние залпы, и что скоро поедем домой…
И так, 9 мая – великий праздник, эта дата войдет в историю как День победы прогресса над варварством, как день окончания Великой отечественной войны – войны советского народа против фашистского рабства. Настало время расплаты. Я шел по следам отступления разбойничьих банд — я видел их грязные дела на нашей земле, и поэтому знаю, что они понесут суровое наказание – они не уйдут от него. Суд придет. Найдут «умерших» Гитлера и Геббельса. Смерть и мщение негодяям. Еще много работы впереди – не мало гадюк ушло в подполье и замаскировалось заграницей. А самая большая работа, которая предстоит впереди – это восстановление разрушенных городов, заводов и фабрик.
Каждый теперь мечтает о будущем, строит планы устройства дальнейшей жизни. У меня есть план и никто и ничто не сможет его сорвать – это учиться. Не обязательно в Казани, не обязательно в университете (это покажет будущее), но учиться обязательно буду, может и с 1-го курса придется начать, т.к. 4 года довольно продолжительная пауза. Очевидно, придется работать и учиться, но ничто меня не остановит.
Живу по-прежнему хорошо…
Пишите. Жду. Вчера получил 2 письма от 31 марта и 29 апреля.
Привет всем знакомым. Пора спать. Первая мирная ночь (да она почти закончилась уже).
Центром академической жизни в годы Великой Отечественной войны стал Казанский университет, который предоставил Академии свои аудитории, лаборатории, все подсобные и служебные помещения. Временно под общежития были оборудованы актовый и физкультурный залы Казанского университета. Свидетелем тех лет была Стелла Владимировна Писарева – долгие годы директор Музея истории Казанского университета: «Я хорошо помню физкультурный зал в 43 году, так как жила там с мамой, сотрудницей Ленинградского ботанического института. Сейчас трудно представить зал университета в военные годы: сто пятьдесят кроватей, отгороженных друг от друга простынями; проходов между ними нет, раздеваться или одеваться можно только пригнувшись, или на корточках, в зале полумрак, несмолкающий гул голосов и шум примусов…».
В годы войны в Казани было очень тяжело с продовольствием. Спустя много лет Б.А. Арбузов делился своими воспоминаниями: «… в 1941 году висели в университете плакаты о съедобных растениях и других дарах природы. На них было всё, до дождевых червей, с предупреждением, что у червей нельзя употреблять в пищу переднюю часть. В столовой угощали варёными ракушками-беззубками…». Котлеты и шашлыки из моллюсков, которых ловили в Казанке, пользовались большой популярностью.
Осенью 1941 года была введена продуктовая карточная система. В фондах Дома-музея академиков Арбузовых хранятся уникальные экспонаты – продуктовые карточки А.Е. Арбузова на мясо и рыбу на февраль 1942 года. На документе грозная надпись: «При утере карточка не возобновляется». Почему профессор Арбузов не отоварил её? Ответ находим на оборотной стороне карточки. Там детской рукой написаны ноты. Это внучка А.Е. Арбузова — Марина делала свои первые шаги в музыке.
По карточкам давали минимум продуктов. Для служащих университета норма была следующей: 400 г хлеба в день…, в месяц 300 г сахара или кондитерских изделий, 1200 г мяса и рыбы, 300 г жиров и 800 г круп и макарон. На неработающих членов семей полагалось по 400 г хлеба, 200 г сахара, 500 г мяса и рыбы, 200 г жиров, 600 г круп. Днём люди работали, а по ночам стояли в очереди за своей пайкой. Продукты продавались и на базаре, но рыночные цены были очень высоки. Лишь через год продовольственный вопрос стал не таким напряжённым, потому что работники университета и Академии наук обзавелись огородами.
Дом Арбузовых в Школьном переулке
Помимо проблем с питанием возникали и другие бытовые трудности: каждый день сокращалась подача топлива, воды, электричества. Люди не жаловались: беда была общей. Позже в одном из интервью академик Б.А. Арбузов вспоминал: «Мы справлялись с тысячью дел, забывая о себе». Распорядок дня учёных был следующим: «Вставали каждый день рано, едва занимался рассвет. В половине пятого утра за зданием астрономической обсерватории во дворе университета нас обучали военному делу. Сначала зачитывали перед строем последнюю сводку Информбюро, потом начиналась военная подготовка. А потом мы приходили в аудитории: занимались с учебными группами, вели практические занятия, ставили опыты… И так с утра до ночи, без выходных работали мы каждый день». Помимо прочего, учёные «все вместе, без различия чинов и званий ходили… разгружать баржи с солью, дровами, зерном», хотя «никто не требовал этого от академиков и членов-корреспондентов, но даже мысли не возникало у них как-то уклониться», – вспоминал Б.А. Арбузов.
Несмотря на трудные условия военного времени, учёные жили полнокровной творческой жизнью. Проводились научные доклады, защита кандидатских и докторских диссертаций, заседания, посвященные знаменательным датам. Совместно с Казанским университетом были проведены юбилейные сессии, посвящённые 100-летию синтеза анилина Н.Н. Зининым, 300-летию И.Ньютона, 150-летию Н.И. Лобачевского, 10-летию со дня смерти С.В. Лебедева, организаторами и участниками которых были Арбузовы.
А.Е. Арбузов нашёл время, чтобы подготовить «Краткий очерк развития органической химии в России», ставший настолько популярным, что его перевели на несколько иностранных языков. Александра Ерминингельдовича заслужено стали называть «хранителем традиций русской химии» (академик А.Н. Несмеянов), с 1944 года до последних своих дней он являлся председателем Комиссии по истории химии при Отделении химических наук АН СССР.
А.Е. Арбузов был страстным поклонником музыки и сам прекрасно играл на скрипке. В годы войны Великой Отечественной войны, когда, казалось бы, стало не до этого, он организовал в Казани симфонический оркестр, участниками которого стали учёные с музыкальным образованием из Казани, Москвы и Ленинграда. А.Е. Арбузов был убеждён, что «общественная деятельность учёных должна служить высоким гуманным идеалам» . По воспоминаниям С.П. Поликарпова, научного сотрудника Казанского химико-технологического института, которого пригласили в качестве концертмейстера: «репетиции проходили по вечерам в университете, в приёмной ректора… Дирижировал оркестром помощник вице-президента Академии наук СССР, профессор Н.Н. Устюжанов…». Оркестр давал по два-три концерта в день для раненных бойцов в госпиталях и для тружеников тыла. Концерты являлись «духовной пищей», помогая преодолевать тяготы военного времени.
А.Е. Арбузов часто выступал с публичными лекциями по истории отечественной культуры. В частности, большой популярностью пользовались его лекции, посвящённые композиторам «Могучей кучки». Лекции сопровождались музыкальными концертами с участием самого А.Е. Арбузова. Подтверждением этому являются экспонаты Дома-музея академиков Арбузовых: пригласительный билет на лекцию А.Е. Арбузова «Могучая кучка» в актовом зале Казанского университета, рукопись выступления самого лектора и отзыв одного из слушателей, опубликованный в последствии в казанской газете: «играл он самозабвенно, чувствовалось, что он жил музыкой, волновался, очень тонко понимал и передавал её красоту и силу, и это волнение охватывало аудиторию». Культурно-патриотическое просвещение казанцев Арбузов считал своей личной обязанностью.
За успехами учёных следили не только в тылу, но и на передовой. Доказательством внимания к новостям тыла служат многочисленные поздравления, полученные Арбузовыми по случаю присуждения высоких правительственных наград. В письмах с фронта, находящихся в фондах Дома-музея академиков Арбузовых, пришли поздравления не только от учеников и бывших сотрудников Арбузовых, призванных в Армию, но и от незнакомых людей.
Проанализировав письма с фронта, можно сделать вывод, что важнейшей целью любого письма является эмоциональная связь с земляками, которая приобретает для солдата особое значение и оказывает большую психологическую поддержку. Не смотря на огромную занятость, Арбузовы не одно письмо не оставляли без ответа. Теперь письма с фронта являются бесценными реликвиями Дома-музея академиков Арбузовых.
***
Учёные принесли своим трудом неувядаемую славу нашей стране, отечественной науке. Их вклад во имя свободы Родины – не менее значим, чем военные подвиги людей на передовой. Современное поколение должно знать, помнить и передавать своим потомкам память о военных днях. Это нужно делать, чтобы не забывалась горечь потерь и цена Победы, а славные подвиги являлись жизненными ориентирами.
«Попасть в историю», журнал «Казань», 2011, сентябрь, с. 34-37
